Свое первое большое интервью в Оренбурге митрополит Петр дал газете «Южный Урал»

В этом году ему будет 70, а он следит за новостями по телеграм-каналам в телефоне, любит кататься на горных лыжах и на Крещение, освятив воду в проруби, первым в нее окунается. Священный синод Русской православной церкви 27 декабря назначил епископа Калачинского и Муромцевского Петра главой Оренбургской митрополии и управляющим Оренбургской епархией, владыка прилетел к нам из Омской области, и пока каждый его день расписан. Многочисленные службы, рождественские елки, знакомство с губернатором и местным духовенством, посещение храмов и монастырей, встречи в учебных заведениях и больницах… Но в столь жестком графике владыка сумел выкроить время для общения с журналистом «Южного Урала» и дал первое свое интервью в новой должности.

В монастырь пешком

— Читала вашу биографию и удивлялась — как мог прийти к религии сын военнослужащего? Наверняка в те годы офицерам Советской армии четко объясняли, что Бога нет, и следили за их убеждениями.

— А у нас вся семья была верующей, меня с детства водили в храм. Часть, в которой служил отец, размещалась на западе Украины, недалеко находился Почаев с его знаменитой Свято-Успенской лаврой. Автобус туда поначалу не пускали, потому все добирались до соседнего городка Кременец, а дальше уж мы с мамой и другие паломники шли в монастырь пешком. Яркое детское воспоминание — шагаем мы по дороге, а мама такая веселая! Она в храме вообще преображалась, становилась радостной. Жизнь-то для нее была непростая, особенно когда папу из армии уволили. С нами жила его мама, моя бабушка, и она отправляла в Почаев посылки. Отца вызвали к начальству, принялись воспитывать: «Вы же офицер!» Он ответил, что не может своей маме это запретить. В итоге остался без работы.

— Что вам в детстве нравилось в вере? Службы? Великолепие позолоты?

— Я даже не задумывался, просто рос в такой атмосфере. Через улицу от нашего дома стоял храм. Там была колокольня западного типа, от поляков оставшаяся — никаких особых украшений. Еще одно воспоминание связано с Почаевым: весь день — службы, вечером мы с мамой отправляемся в соседний храм и вместе с другими паломниками ложимся прямо на деревянном полу — гостиниц не имелось. Засыпаем, а лампадки в темноте так красиво горят…

Романтику убила наука

— И все-таки после школы и службы в армии, вы не в священники подались, а поступили в МГУ! Причем на биологический факультет, где вам явно не о божественном происхождении всего сущего рассказывали.

— Мама ездила к своему духовнику в Почаевский монастырь, тот сказал: заберите сына из Москвы, пусть едет в Одесскую семинарию. А я родителей не послушал. В университет поступил, поскольку хотел изучать природу, которую чувствовал душой. Мечтал победить рак, еще что-то совершить. Романтика научного поиска с детства притягивала. Но уже на первом курсе, когда пошли какие-то засушенные препараты, глубокий интерес начал пропадать. Все рассыпалось на атомы, в которых не было ничего живого! На третьем курсе хотел даже оставить университет, но потом женился, на меня легла ответственность за семью, я понял, что должен получить профессию, и МГУ закончил. Дальше так же по инерции работал в науке, в Омске в исследовательском институте занимался клещевым энцефалитом, написав диссертацию по вирусологии, стал кандидатом наук… Я все делал как положено, но понимал: это не мое.

— Как же вы сумели найти иной путь?

— Человек ведь нередко оказывается на распутье. Так же и прихожане спрашивают: «Батюшка, что мне делать дальше?» А батюшка тоже не знает: «Давай помолимся Богу! Глядишь, и вразумит». Мама с отцом за меня сколько молились, вот я к Господу и пришел. Правда, через трагедию. У меня жена скончалась, когда мы с ней десять лет только прожили. Я собрался в монастырь. Поехал в Почаев, но батюшка мне сказал: «Сначала сына вырасти». Григорию тогда девять лет было. Вот я и растил. Мы вместе отправлялись в туристические походы — пешком и по речкам на байдарках. Посещали церковь, постились, пекли куличи. Когда он был в десятом классе, я стал священником. Поручили мне приход в Крутой Горке — это под Омском, я там сообща с местными жителями храм построил. А позже мы с сыном одновременно поступили в Тобольскую духовную семинарию, только он на очное отделение, а я — на заочное.

Вначале было Слово!

— Ваша дипломная работа в семинарии называлась «Сотворение мира Богом и естественнонаучная проблема происхождения жизни на Земле». Сумели, значит, соединить веру с полученными в МГУ знаниями?

— Да, я вернулся к тому, что нравилось раньше, и нашел сочетание между внешним и духовным началами. Вас никогда не удивляла сложность живой природы, насколько она прекрасна, хотя существует и появилась, как утверждает наука, сама по себе? А если посмотреть через микроскоп строение клетки, это вообще галактика, необычайно сложные процессы находятся в такой гармонии! Разве подобное могло возникнуть случайно, из ничего? И когда к прежним моим изысканиям я добавил богословие, все встало на свои места. Вначале было Слово, оно первично! Бог сказал: «Да будет так». И стало так. Понимаете? Слово творит! В итоге вместо сотни страниц диплома я написал двести — потом половину пришлось сокращать. Три года трудился!

— Ну так и сотворение мира процесс не быстрый!

— Для Бога как раз быстрый, шесть дней. И у Него получилось совершенство! В том мире не было смерти и распада, только гармония. А предназначением человека являлось сотворчество. Он должен был дальше совершенствовать мир, причем не так, как мы сейчас это делаем, удовлетворяя свой эгоизм и потребности, которые свелись к материальным. Слушаясь учителя — Бога, мы должны были тоже духом, словом творить новые миры. Согрешив, человек потерял свою первозданность, чистоту, которая давала ему возможность жить в том мире.

К Евангелию — через «Мастера и Маргариту»

— Теперь вы уже безропотно идете путем, по которому ведет Господь?

— Кто, как не Бог, знает, что для нас лучше? Недаром духовник мамы с самого начала рекомендовал для меня поступление в семинарию. Есть же поговорка: «Умный по судьбе идет сам, а дурака она тащит». С тех пор я стал более сговорчивым — и когда в священники меня владыка направлял, и когда в епископы пригласили. Все равно, правда, упирался, но не так сильно. Благодаря молитвам родителей я знал, что вера является живительным родником, к которому надо всегда приходить. Вы спрашивали, что в детстве в церкви нравилось — в том числе и запах ладана. У меня с запахами память о многих событиях связана: уловлю знакомый аромат — сразу в голове всплывают подробности. Я и книги, которые с удовольствием читал, помню по запаху типографской краски.

— Кроме божественных текстов сейчас что-то читаете? Например, художественную литературу?

— В основном это книги на духовную тему. Например, жития святых. Но больше читаю в Интернете новости. В телеграм-каналах постоянно слежу за событиями на фронте.

— У Интернета нет запаха!

— Ну да, и более того — он сейчас такой грязный! Это как раньше — не стоило верить всему, что на заборах написано. И в Интернете не нужно все воспринимать всерьез. Кто-то там выплескивает зло, в котором живет. Приходится через это пробиваться, поскольку информация нужна.

— А когда вы прочитали Священное Писание? Наверное, в глубоком детстве?

— Нет, уже будучи студентом, причем под впечатлением от «Мастера и Маргариты». Этот роман Булгакова тогда распространялся самиздатом, в нашем общежитии передавался из рук в руки, и некоторые моменты меня в нем смутили. До того я в Евангелие подробно не вникал, а тут поехал домой, взял у мамы томик и прочитал уже осознанно. Эта книга со слипшимися от воска и лампадного масла страницами и сейчас у меня хранится.

— И что не так в «Мастере и Маргарите»?

— Булгаков переписывает библейскую историю, ставит на одну доску свет и тень. Сам подход неправильный — нечистая сила как бы исполняет добрую, нужную роль. И Воланд в беседе с Иешуа, олицетворяющем Иисуса Христа, заявляет, будто не бывает света без тени. Бывает! Если бы в мире сосуществовали два начала, светлое и темное, то, которое сильнее, со временем победило бы. А если они равны, нет никакого движения. Это дуализм, философский и религиозный. На самом деле сила одна и это — любовь, в ней Господь творит мир и нас направляет.

Рай там, где дети

— Но свет можно оценить, лишь когда видел тень!

— Вот почему дети не знают, что счастливы. Они находятся только в свете. А когда мы, взрослые, им приносим и показываем черноту, то понимают, что были счастливы, но уже перестают быть таковыми. Я эту фразу знал: будьте как дети, не возбраняйте им приходить ко Мне. Однако впервые ее прочувствовал здесь, в Оренбурге, на архиерейской рождественской елке в ДК «Газовик». Там выступали воспитанники епархиальной православной гимназии, зал был полон и других детей — радостных, веселых и настолько открытых! Когда они начали танцевать, я подумал: вот если бы мы, взрослые, исчезли и ребятишки одни остались, наверное, тут бы сразу наступил рай!

— В Омске вы ведь работали с их сверстниками — в 1990-е служили в храме детдома…

— Да, но там дети были уже раненые, чего они только не повидали за свою маленькую жизнь! В мафию попадали, наркотики продавали, девочек вечерами на машинах увозили. Одна постоянно просила меня за нее помолиться — чтобы плохое не снилось. Дома она в атмосфере постоянных пьянок росла, и, кажется, маму на ее глазах убили. И тем не менее тягу к вере, к добру эти дети сохраняли, в воскресную школу на занятия сами приходили, а их любимым таинством была исповедь. Выстраивались в очередь, держа в руках листочки со списками своих грехов. Я зачитывал эти листочки, потом рвал, и хмурые лица сразу начинали светиться радостью.

— Насколько правильно крестить детей, когда они совсем еще крохи?

— Представьте, если на маленький росток обрушить и заморозки, и ветер. Вы станете его поливать, но что будет с растением? Оно получится кривым, искалеченным. А душа человеческая — еще более тонкий росток, ее нужно очень сильно оберегать. Мне повезло — вера передалась от родителей, хотя мы знаем, что и в этих условиях ребенок может пойти совсем иной дорогой. Нельзя заставлять молиться. Мама никогда не принуждала меня. У нас имелось множество иконок, хотя какие иконки? Фотографии, в рамочки вставленные. Когда я собирался на уроки в школу, пока все иконы не перецелую, меня мама не отпускала: «И вот святителя Николая обязательно поцелуй». В результате я запомнил его как покровителя учащихся, хотя обычно таковым считают преподобного Сергия. Мама не заставляла, просто просила. Силком в веру не притащишь.

— Сын пошел по вашим стопам, а внуки?

— Григория я еще и туризмом заразил — он, когда получил приход, собрал там не самых благополучных ребят и стал в походы водить. А сейчас руководит издательско-информационным отделом Тобольской епархии. Благодаря ему у меня девять внуков! В священники никто из них пока не пошел, но в храм все ходят, а дальше жизнь покажет.

Сил добавляет спорт

— Вы более сорока лет проработали в Омской области. Как можно в таком возрасте все бросить и прилететь в Оренбург?

— А у меня имелись варианты? Помню же, как раньше пытался упираться и что из этого получилось. Игуменья Варвара, царствие ей небесное, моя духовная мать, мне всегда почему-то говорила: «Владыка, ты будешь митрополитом». Я отвечал: «Матушка, да вы что, пожалейте меня!» В день, когда заседал синод, исполнилось 40 дней со дня смерти Варвары. Я вспомнил ее и что есть слово «надо». Конечно, к Омской области я привык. Но отказаться от переезда, ссылаясь на возраст,  не получилось бы – мне бы сразу ответили: «Ты еще на горных лыжах катаешься».

— Это правда? На 70-м году?

— Да, завтра собираюсь в Гребени съездить, лыжи из Омска мне уже привезли. А что такого? Я же туризмом занимался, в студенчестве плавал по порогам горных речек. И с прихожанами путешествовал на лодках, на байдарках. Четыре года назад меня впервые затащили на гору на лыжах — боялся до смерти, но вот теперь стащить не могут (смеется).

— А на байдарке уже не плаваете?

— Плаваю, только теперь с моторчиком. Это, кстати, плохо, погрести бы надо — спорт добавляет сил. Я, правда, занимаюсь, но маленько: гантели поднимаю, упражнения разные выполняю, бегаю. Уже посмотрел — здесь прекрасная набережная, есть где тренироваться.

Бой идет за будущее

— Какие задачи в Оренбурге поставлены перед вами вышестоящим руководством?

— Возглавлять епархию — значит быть руководителем и административным, и духовным. По прежнему месту работы знаю, что такое духовная семья: сообща в ней возможны все виды деятельности — и стройка, и помощь СВО, и конференции, и работа с детьми, с молодежью… Задачи известны и неизменны — сохранять и преумножать церковь, молиться не только о тех, кто в храм ходит, а вообще обо всех, в том числе и о наших воинах. И на фронте ведь сегодня много служителей церкви, и погибло их немало. Воины говорят, священники очень нужны, потому что требуется духовная поддержка.

— С вашей точки зрения, сейчас интерес населения к религии увеличился?

— Да, конечно, в последние пару лет это и в Омской области было заметно. Приходят те, кто отправляется на фронт добровольцем, по контракту, по мобилизации. Когда на пункте отправки мы составляли списки желающих, за кого надо помолиться, записывались в том числе и мусульмане. И родные бойцов обращаются к вере. Я вообще считаю, что идет Священная война. Последняя или ее преддверие. Последняя война — это когда окончательно определяется зло и добро. Не хочу сказать, будто наше государство такое уж идеальное, но общество, которое сейчас на Западе, не то что не христианское — оно уже не человеческое. Я имею в виду все эти либеральные ценности и прочий ужас, который извращает человеческую природу. И понятно, что Украина была лишь поводом поднять всевозможные призраки из прошлого. Я же жил на Западной Украине — у нас во дворе не существовало никакого разделения. Понимали, что я русский, он — украинец, говорили на смешанном языке, и о Бандере знали, но — не было бандеровщины! А потом кто-то нашел эти угольки и опять раздул огонь. Цель стояла обязательно спровоцировать Россию на военный конфликт, но… не сейчас, попозже. Путин сработал на опережение. Кстати, СВО послужила и некоторому внутреннему оздоровлению нашего общества. Видите, как народ духовно объединился? В Омске сначала организации плели сети, потом бабушки стали свою помощь предлагать. У меня рядом с кабинетом была рекреация, где они спозаранку ими занимались. Я и в Оренбурге в детском доме сеть уже видел. Заметно, что плели ребятишки, — не все узелки правильные, но это нормальная сеть. И свечи делают в том числе и дети. Чувствуется единство всего общества. Сейчас бой идет за будущее, за правду, за то, чтобы мы оставались такими, какие есть.

Беседовала Васса ЯКУШЕВА

Фото Дениса МАТЮХИНА