В «Лувре» пахло ностальгией. Фотовзгляд из 80-х

Черно-белые снимки двадцати ярких представителей советской фотографии 1980-х как из официальной прессы, так и из андеграундной культуры представлены на выставке «Девушки 80-х», подготовленной Президентским центром Б. Ельцина (Екатеринбург) при поддержке Союза фотохудожников России (Москва). Здесь же, во втором зале галереи «Лувр» многофункционального комплекса «Армада», — выставка «Ее время», организованная Оренбургским губернаторским музеем, где можно увидеть кадры любительской съемки девушек и молодых женщин Оренбуржья 1980-х. Фотографии и предметы женского гардероба этого периода позволяют окунуться в эпоху восьмидесятых и понять, как жили наши девушки на рубеже двух эпох — советской и российской…

В галерее «Лувр» в живом исполнении звучит легендарная «Шизгара» и другие хиты 80-х. Чкалов и Гагарин, словно часовые, застыли по бокам знаменитой пирамиды у входа. Правда, пирамида дизайнерская, часовые – копии оренбургских памятников нашим героям, а в остальном все, как в Париже.

Витавший в воздухе благородный флер французского парфюма так щедро заполнял галерейное пространство, что с непривычки меня понесло «по волнам моей памяти» в тухмановские и пахмутовские «таежные дали» 80-х годов прошлого века. Аромат того времени донесли до нас представленные в экспозиции черно-белые фотографии.

Здесь, в «прекрасном далеке», уже не пахло даже шипром и тройным одеколоном, все было выпито, включая огуречные лосьоны.

Война в Афганистане подорвала силы советской экономики, но «сухой закон» забил последний гвоздь в крышку ее гроба. Мой закадычный друг Андрей, ответственный идеологический работник, подарил на день рождения подруге сердца украденные у жены французские духи «О^,Жен», но не удержался и выпил их у нее в туалете. Другой мой товарищ, блудный сын узбекского народа, работал фотографом похоронного агентства «Кипарис», популярного в Оренбурге в 80-е. Он пил исключительно средство от облысения «Кармазин» зловеще фиолетового цвета и очень его расхваливал.

Но девушки… Ах, какие в 80-х были девушки!

Давились в очередях и в переполненном общественном транспорте.

«Че встал на проходе, как баран, не видишь, люди идут! Че стоишь, как баран, видишь — люди выходят!» Готовили слипшиеся в картонных упаковках магазинные пельмени (мяса в продаже не было), стирали детские пеленки (памперсов вообще еще не знали), но все равно цвели и пахли польскими самостийными духами «Быть может» за 7 рублей.

Мой друг Владимир Одноралов именно тогда написал свой шедевр — стихотворение «Беловка», где я отметил строки про сильный ветер, который задирал девчонкам юбки, а они, кокетливо хихикая, упивались возможностью привлечь внимание оренбургской шпаны, сидящей на корточках вдоль тротуаров. Тогда никто еще не видел знаменитый снимок Аведона, где Мэрилин Монро поправляет юбку, которую задрало потоком воздуха из люка метро, но природу не обманешь!

Короче, пить было нечего, Интернета, к счастью, не было – читали запоем. Уже разрешили Булгакова и выезд за границу. Пора андеграунда, праздники общения на ночных кухнях, где решались космические вопросы бытия. Время конкурсов самодеятельной гитарной песни, туристских костров, переполненных «Лужников», где поэты читали свои стихи. Общество бурлило идеями и проектами будущего устройства жизни. Еще можно было бескорыстно мечтать, а не планировать…

Книги были роскошью, ими забивались шкафы и полки, ими менялись, «тырили» друг у друга. Помню, купил на черном рынке «Ахматову» за 30 рублей (вся моя месячная стипендия после поборов и комсомольских взносов) и у меня «увели» ее в общаге на следующий же день.

Одна моя московская квартирная хозяйка Любава Марде, девица французского происхождения с литовской судьбой, ежедневно пересчитывала книги в шкафу, чтобы я не стащил. Не помогло. «Пастернака» я все-таки стырил. Этого не стыдились, потому что в студенческой среде украсть книгу было не зазорно. Стремились к знаниям!

Девушки 80-х носили куртки и джинсы-варенки, вызывающе яркие лосины в обтяжку, обувь на платформе сабо, как героиня Натальи Негоды в популярном фильме «Маленькая Вера». Катушечные и кассетные магнитофоны крутили шлягеры набиравшего всесоюзную известность челябинского ансамбля «Ариэль», в Москве рвал душу Градский. Наш оренбургский «Ласковый май» заставил пищать от восторга старшеклассниц от Мурманска до Владивостока, а оттуда уже подавал свой загадочный голос «Мумий Тролль» Лагутенко. В Питере звучали мудреные мантры Гребенщикова, там же доканывал систему сумрачный гений питерской кочегарки и будущий идол поколения Виктор Цой. Над ними всеми — божественно и недосягаемо парили белорусские «Песняры».

Наши читающие девушки строили БАМ (последний «золотой костыль» был забит на БАМе в 1984-м), работали в стройотрядах, молодежных бригадах, проводниками в поездах. Стройотрядовская выцветшая куртка с кучей значков и нашивок была характерным и уважаемым атрибутом тех лет.

Имя Катюша стало брендом середины 80-х после Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве в 1985 году. Катюша была символом фестиваля, и половину всех девочек, родившихся в ту пору, родители назвали Катюшами, как и я свою младшую дочь…

Вместе с друзьями, также оставившими в 80-х свои иллюзии, вышли мы из «луврской» анфилады залов в пекло оренбургского, совсем не ласкового мая 2021 года. «А ведь не все тогда было так плохо!» — упрямо сказал один из нас. «И кому все это только помешало?» — горько добавил другой.

Владимир Соколов

Фото автора